Основатель и руководитель частной инновационной школы «Макарун» Лола Шурыгина рассказала управляющему партнеру Smart Country Education Hub Елене Антоновой об образовательных концепциях, которые продвигает школа, о том, что дети не любят напрягаться еще в большей степени, чем взрослые, а также о том, почему каждый ребенок может быть лидером.
Методика — это инструмент
— Лола, ваша школа «Макарун» была открыта в 2016 году. В образовательном процессе вы успешно используете современные зарубежные концепции: сингапурские методики, eduScrum и т.д. В связи с этим вопрос: что из этого ближе российским детям и их родителям по менталитету? Нет ли в западных и восточных методиках образования противоречия с российским культурным кодом?
— Задавать такой вопрос все равно, что спрашивать: чем лучше есть — японской или европейской ложкой? Ложка всегда ложка. В нашем случае методика — это инструмент, с помощью которого можно давать учебный материал, помогать ребенку получить знания. Это можно делать стоя перед классом с книгой и выдавая материал, прописывая что-то на доске, а можно сделать урок игровым, интерактивным, предложить детям разделиться на группы, например, по числу падежей. И вот уже урок становится мини-тренингом, в который вовлечены 100% детей.
Поэтому методика образования — это не вопрос соответствия или несоответствия культурной традиции, это вопрос возможности ребёнка каким-то определённым образом работать с информацией. Ни один из методов образования не является национальным, связанным с национальной культурной традицией определённой страны. Прежде всего, это — способ работы с информацией, который интернационален сам по себе.
— Как эти методики воспринимают родители? Они к ним сразу привыкают или им нужно какое-то время для того, чтобы адаптироваться к вашему стилю подачи информации?
— У нас неравнодушные родители, они очень внимательно относятся к тому, что происходит с детьми. Но, когда мы показываем открытый урок и демонстрируем им метод, это неизменно вызывает восторг! Еще бы! Ведь 90% времени дети работают друг с другом и с учебным материалом, выданным в форме увлекательного контента, а учитель занимает позицию модератора и координатора урока. В результате дети становятся авторами своего знания, сами «добывают» его и усваивают программу в разы лучше.
Поэтому, когда родители задают вопрос о сути метода, для упрощения понимания мы объясняем папам и мамам, что сингапурский метод преподавания — это урок в форме тренинга, а eduScrum — урок в форме проекта. Когда мы изучаем какую-то проблему, ставим перед собой задачу или цель, смотрим, какие ресурсы под это можно подобрать, какой путь предстоит пройти для ее решения, какой материал необходимо изучить и т.д. Родители видят результат обучения: какие отметки у ребенка, как развито его мышление, насколько он владеет материалом программы государственного стандарта, исполняется ли обещание школы превысить эту программу. И он им нравится. У нас сильная программа, и мы сразу честно объясняем родителям, что учиться будет непросто, что ребенку придется интенсивно работать. Оба метода преподавания и предназначены для того, чтобы обучение шло быстрее и эффективнее.
— Скажите, пожалуйста, эти методы не статичные? Вы же развиваете их самостоятельно, каким-то образом вкладываете в них свой опыт, свои наработки и так далее?
— Вы знаете, эти методы очень хорошо описаны, структурированы и не нуждаются в доработке. Здесь скорее сообразно использовать дополнительные комплементарные методы, техники, инструменты. Их очень много, как в российской, так и в международной методической школе. Каждый педагог в принципе изобретатель, у каждого есть свои фишки и этим особенно славятся наши российские педагоги. Я с удовольствием всегда изучаю то, что происходит на уроках коллег, потому что это бездонная сокровищница придумок и историй про то, как сделать урок интереснее, чтобы ребенок быстрее усваивал знания, чтобы он сам захотел учиться, чтобы у него все получилось из того, что он задумал.
— Расскажите о вашем принципе «перевернутого обучения». Можно ли учиться и работать с удовольствием. Мне кажется, современная школа — это то место, где человек твердо усваивает истину, что учеба — это тяжелый труд, а где тяжело там сложно говорить об удовольствии.
— И для наших детей это так. Образование в принципе не предназначено для наслаждения, и в этом нет ничего плохого. Удовольствие от развлечения не надо путать с удовлетворением от труда, в т.ч. интеллектуального. Я считаю, что интеллектуальный труд — это база для того, чтобы человек рос и развивался. Наши тренинговые подходы позволяют сделать так, что урок пролетает очень быстро и ребенок не замечает, что там произошло что-то нудное или скучное, что может быть не очень хотеться делать. Не все любят географию или биологию, не всем классно сидеть и считать синусы и косинусы. Но когда в этот момент твое тело встает, разговаривает, потому что это мини-тренинг, общается с соседом по парте в определенной технике и всё это меняется достаточно быстро, чтобы клиповый мозг современного ребёнка не успевал скучать, тогда и происходит магия под названием: «в школе можно, в школе классно», но не потому что там классные уроки, а потому что люди отличные, и вместе с ними постоянно классно.
Дети не любят напрягаться еще в большей степени, чем взрослые, и для них имеет смысл находиться там, где им классно быть с другими людьми. Вот эту задачу мы в школе по большей степени решаем, а ее контекстом является освоение учебного материала.
Адепты индивидуального профиля
— Последнее время одним из трендов в образовании называют разработку индивидуального трека развития. Между тем, стандартный подход к образованию (одобряемый стандартами) не предполагает индивидуального подхода: всех детей необходимо учить и готовить к ЕГЭ одинаково…
— Что значит одинаково? Давайте разберемся в понятиях, что мы имеем в виду, говоря об одинаковом и индивидуальном обучении детей. Безусловно, очень важно, чтобы дети научились писать, считать, размышлять, анализировать, приходить к каким-то выводам, чтобы могли овладеть базовой программой государственного стандарта. От этого никуда не деться.
С другой стороны, проблема в том, что сейчас как-то очень выпукло обозначилась потребность родителей в том, чтобы индивидуальные особенности ребенка были учтены в образовательном процессе. Чтобы при освоении школьной программы учитывалось насколько сам ребенок способен учиться, своим вниманием присутствовать в процессе. Насколько он способен своим мышлением приходить к тем выводам, которые предполагает получить от него учитель в данной точке учебного процесса. Один семилетка может полчаса говорить на тему добра, зла, дружбы и т.д, а другой и пару слов связать не может. Все дети очень разные, не только в интеллектуальной составляющей, но и в принципе в способности просто ровно сидеть, писать, смотреть, слушать инструкцию, переключаться с процесса на процесс с той скоростью, которую ожидает учитель, у которого на урок отводится всего 40 минут.
Раньше предполагалось, что дети пришли в класс, сели за парты, и в этом отрезке времени ведут себя определенным образом. Сейчас, по большей части, родители ожидают, что как-то будут учтены особенности индивидуальной работы ребенка с информацией, с окружающей средой, что будут построены индивидуальные условия так, чтобы у ребёнка получалось больше, чем он сам способен сделать в одиночку.
— Как вы решаете этот вопрос?
— Лично я и наша школа адепты того, чтобы индивидуальный профиль ребенка составлялся на входе. До того, как ребенок попадает к нам в школу, до начала обучения у нас, мы должны знать о нем практически все. Для этого мы проводим его через серию диагностических тестов, причем они не являются оценивающими или сравнивающими, они помогают нам составить скрин-карту возможности ребёнка учиться, размышлять, воспринимать информацию, насколько он физиологически готов к обучению.
Некоторые дети недостаточно зрелы для того, чтобы сесть за парту и учиться в том ритме, в котором это предусмотрено школой. Наша задача выявить эти дефициты, посмотреть, где у ребенка зона гения, зона силы, зона таланта или зона его проявленных или недостаточно проявленных способностей. На основании диагностического индивидуального профиля ребенка мы можем перестроить ему урок, обеспечить ему определенную посадку в классе, предложить учителю работать с этим ребёнком с помощью определенных инструментов, чтобы у него получалось больше, чем если бы он их не использовал.
Это история про то, что ребёнка с ведущим правым ухом мы не посадим в правый ряд к стене. Или про то, что мы спокойно будем реагировать на ребёнка с гиперактивностью или с невротическим компонентом, со способностью усваивать информацию на слух, даже если он в первое время будет сидеть под партой. Это не норма, но такое случается в определенный период развития ребенка и если ему нужно время для адаптации к среде, если он воспринимает информацию в движении, то договорившись с классом, с ребенком и учителем мы разрешим ребенку встать за высокую парту и работать стоя. Либо он будет сидеть за одинарной партой, чтобы не отвлекать соседа и не отвлекаться самому.
В абсолютном большинстве случаев индивидуализация заключается в том, чтобы понять какой перед тобой человечек, и как он реализует себя как ученик. Мы, взрослые, тоже по-разному учимся. Кто-то учится на слух, глядя вебинар, а кто-то просто не в состоянии сидеть и слушать такое количество информации перед экраном. Кому-то нужно очное присутствие и трехдневный интенсив, а кому-то хорошо, если он усваивает информацию постепенно с перерывами. Дети обладают такими же особенностями и учитывать их, на мой взгляд, первая задача учителя. В этом случае ребёнок будет готов учиться физически.
Второй момент, конечно, эмоционально-психологическое состояние ребёнка тоже учитывается в индивидуальном профиле. Если ребёнок стеснительный и его начнут вызывать к доске, то он получит стресс и это в принципе блокирует способность ребёнка учиться. Любая нагрузка, неспособность справиться с обстоятельствами, предложенными ребёнку в новой среде, становится нагрузкой на психику, и она блокирует способность ребенка обучаться. Он может выполнять только одну задачу: адаптироваться к новым сверстникам или писать прописи, хотеть быть ярким и заметным или считать дроби и т.д. В такой ситуации для того, чтобы ребенок мог начать учиться, нужно помочь ему закрыть базовую потребность психики в безопасности. В этом тоже заключается часть задачи по индивидуализации образования. Педагог должен уметь увидеть эмоциональный статус ребенка, его состояние и способность обучаться, разблокировать ему психику к следующему уровню потребности, и тогда ребенок будет способен выйти к доске и ответить учебный материал. Это большая победа, когда застенчивый, замкнутый ребенок через 2-3 месяца обретает уверенность в себе, сам поднимает руку и отвечает у доски. Это значит, что теперь он пойдет дальше в разы быстрее в свой образовательный успех.
Так что индивидуализация, с нашей точки зрения, это очень ювелирная работа.
— С вашей точки зрения, насколько актуален вопрос включения в школьную программу курса цифровой гигиены? Можно ли ее совместить с образованием и жизнью? Можете на своем опыте рассказать, как вы с этим работаете?
— Цифровую гигиену в школьный курс нужно включать обязательно. Мало того, я бы в принципе задумалась о введении стандартов и ограничений на владение гаджетом до достижения ребенком определенного возраста. Или блокировала бы доступ к определенному контенту. Объективно, ребенку телефон нужен либо для общения, либо для обучения. Для каждой из этих целей должны быть свои ограничения.
Конечно, есть родители, которые обучают ребёнка не ходить по ссылкам, не залезать на ютуб, но абсолютному большинству родителей некогда этим заниматься. Между тем, практика показывает, что если оставить ребёнка наедине с гаджетом, то потом это серьёзным образом сказывается на его сне, на его способности работать с учебным материалом. Но самое главное: мы получаем скучающих, безразличных детей, которым ничего не интересно.
Так что если мы говорим о цифровой гигиене, то я бы говорила о времени, которое ребёнок проводит в гаджете, о контексте, который туда попадает, о безопасности или опасности, которая с этим связана. Такая трёхсоставная была бы история, с которой непросто работать, потому что у каждой семьи свои правила, и как будто бы в этот момент школа залезает на территорию семьи.
— А как в вашей школе вы этот вопрос решаете?
— В пределах наших зон влияния: на территории школы гаджеты запрещены.
Лидерство — это инициатива
— Сейчас много говорят о бизнес-школах, в которых обучают взрослых людей лидерству. Как вы считаете, можно ли лидерству научить во взрослом возрасте или обучение нужно начинать в школе? Как в вашей школе относятся к этой теме?
— Это очень тонкое место — история про лидерство. Для меня это слово столь же нелюбимо, как мотивация. Чёрт его знает, что это означает в каждом конкретном случае, мы все понимаем его по-разному. Если мы в школе говорим про лидерство, то имеем в виду инициативу. Для нас: если эта инициатива в достаточной степени поддержана в детстве, то ребёнок априори лидер.
Но здесь возникает вопрос, а чем занимается семья, если не поддерживает в ребенке инициативу, если он не становится лидером? Лидером в контексте, что «я сам инициирую для себя какую-то крутую штуковину и всех вокруг трясу, чтобы со мной она состоялась. Ну а если вдруг перестал трясти и мне это оказалось неактуальным, то не сильно на эту тему расстраиваюсь».
Если мы имеем в виду такое проявленное, пролонгированное лидерство, когда есть большая долгая задача — «хочу накопить на ноутбук», «хочу открыть свой мини-стартап», «хочу заработать деньги», «хочу получить пятёрку», то оно имеет место быть. Однако, только у 5-7% детей в младшей школе есть собственная внутренняя воля и стержень дойти до цели в отсутствии поддержки взрослых. У нас рядом с ребенком находятся классные взрослые, которые заметят, поддержат и скажут: «Хочешь результат? Что ты готов для этого сделать?». И раз за разом, когда ребенок вдруг по какой-то причине не в фокусе, будут возвращать его к решению поставленной задачи. Вот так мы получаем готового лидера у которого сформирован определенный навык.
В контексте лидерства я бы еще рассматривала такой очень важный момент для ребенка, как похулиганить и побаловаться. Это очень важно: быть не в жестких категоричных структурах, а там, где можно что-то нарушить, где-то попробовать границы, где-то сделать не так, как положено, нестандартно, и не получить за это осуждение, плохую оценку. То есть это возможность быть там, где вроде бы не принято быть. Например, у нас к педагогам дети порой приходят с какими-то коммерческими предложениями типа: «давайте торговать тараканами или разрисовывать стены». Да Бога ради! Лишь бы им было в этом классно и это решение не нарушало ничью границу и безопасность. У нас в школе можно ходить с окрашенными волосами. У нас нет формы, но это не означает, что в школе беспредел. Мы очень дисциплинированная и строгая школа, но есть вещи, которые сообразны детскому возрасту и дают им возможность проявляться.
— Правильно ли я вас поняла, что лидерство закладывается в детстве, а все эти запреты, которые есть в детстве, они приводят к тому, что лидерству приходится учить во взрослом возрасте?
— Знаете, не совсем так. На самом деле абсолютное большинство лидеров моего возраста, это лидеры от травмы, от несогласия: «так не будет со мной. И это тоже вариант лидерства — несогласие с системой. Я хочу сделать как-то по-другому, и я сделаю по-своему. И вот такие штуки, как правило, происходят во взрослом возрасте, в период взрослой конкурентности, из желания заработать свой кровный рубль, желательно побольше, тем более, что возможностей хватает. Это происходит потому, что мы все в некотором роде ошибка выжившего.
Те, кто растут сейчас, они — лидеры от роста, от возможностей. И это лидерство другой категории, оно суперкрутое.
Жить в школе жизнь имени себя
— Как ваш подход к оценке детей формирует у школьников навыки, которые позволяют им быть успешными в будущем? Можно ли этот опыт экстраполировать еще на какие-то сферы жизни?
— Вы знаете, я бы скорее говорила о том, что здесь речь идет не про экстраполяцию, а о том, чтобы не делать школу отдельной сущностью, а жить в школе жизнь имени себя.
У нас есть специальные уроки «Коммуникация». На них мы обучаем детей взаимодействовать с собой, понимать себя и окружающий мир. Мы изучаем такие понятия, как эмоции, какие они бывают, как они проявляются и все это происходит в форме психолого-педагогической игры, иногда сказки, иногда интерактива. Мы можем изучать такие понятия, как самостоятельность, воля, ответственность, как она проявляется, что такое самооценка, похвала, гнев, как дружить, как договариваться, как обижаться, где мои личные границы, что такое слово «стоп» и когда его надо произносить, что такое правило трёх предупреждений и в каких случаях оно имеет место быть и работает.
Все это подается как около практический опыт в игровой форме, с теми ситуациями, с которыми ребенок сталкивается в жизни. Мы выносим их на уровень понимания и осознания, не дожидаясь, когда ребенка этому научит травмирующий жизненный опыт. Мы помогаем ребенку быстрее разобраться с тем, с чем он сталкивается в своей жизни. Например, если ребенок поссорился с кем-то, то это просто ссора. В нашей школе за ссорой следует медиация, то есть рефлексивный разбор ссоры с рассмотрением аргументов всех сторон и формированием договоренностей на следующий раз.
Есть такой урок, как «Тайм-менеджмент». Это про управление временем и умение расставить приоритеты. Потому что у детей понимание «десяти минут» очень абстрактное. Как же так я не успел поиграть? Ведь у меня было целых десять минут, а в эти десять минут я запихнул и поесть, и потанцевать, и мультик посмотреть, и т.д. На уроке мы обсуждаем как расставить приоритеты так, чтобы быть всегда в выигрыше относительно своих хотелок.
Есть такой урок, как «Тьюторский час», где можно поговорить про свои интересы. Есть «Проектный час», где можно делать свои проекты.
Всё это в совокупности погружает ребёнка в понимание того, как устроен внешний мир относительно меня и каковы мои потребности в этом мире, как я себя идентифицирую относительно этих потребностей и что в результате я говорю миру, если мне это не подходит, то, как я реагирую, какие действия предпринимаю.
Эти уроки идут каждый день, в течение 4-5 лет мы помогаем ребёнку разобраться с самим собой, с тем, как взаимодействовать с внешней средой, и только потом принимать решение, делая выбор от себя, а не тогда, когда от жизни что-то прилетело, например, кассир обхамил на кассе, и ты пришёл и плачешь дома, потому что не знаешь, как на это отреагировать. Мы учим ребенка понимать, что в данной ситуации скорее всего с человеком что-то не в порядке, а с ним это никак не связано, и наши дети в такой ситуации скажут: «пожалуйста, не нужно так со мной разговаривать».
Я человек, который постоянно что-то улучшает
— Как у вас получилось настроить процесс управления образовательным продуктом в школе без потери качества? В одном из интервью вы отмечали, что появляетесь в офисе не более 1,5 часов в неделю. Этого достаточно для качественной работы системы? Если да, то за счет чего?
— Все благодаря команде. У меня замечательные управленцы по академической работе, по маркетингу, по операционному, коммерческому управлению и административному управлению. Причем каждый из них — держатель своей команды. Мне удалось им передать свои основные ценности и принципы: мы всегда действуем в интересах ребенка.
Кстати, далеко не всегда действовать в интересах ребенка — это угождать родителю. Абсолютно точно нет. И не всегда действовать в интересах ребенка — это делать так, чтобы школе было удобно жить и функционировать. Это очень честная работа.
Кроме того, я человек, который постоянно с азартом что-нибудь улучшает, в том числе системные процессы. Эта компетенция — моя суперсила, обычно я понимаю, что есть какой-то нездоровый проблемный вопрос и начинаю его «переупаковывать».
— Какие критерии подбора педагогов вы определили для себя. Какие компетенции нужны им для работы. Каков, на ваш взгляд, идеальный педагог?
— Прежде всего, при рассмотрении кандидата на должность нашего педагога, мы смотрим на его человеческие и личные качества, на ответственность, уважение к времени, к ребёнку, на его способность быть в ролевой модели взрослого с точки зрения внутреннего достоинства и воспитания. Кроме того, есть много поведенческих нюансов: как педагог войдёт в класс, как и с кем поздоровается, куда поставит сумку или бросит ее. Придет ли он заранее, если мы говорим о каком-то пробном занятии или тестовом дне. Озаботится ли он тем, чтобы подготовить заранее свое рабочее пространство или узнать, какие правила и процедуры существуют внутри школы, чтобы ему было все комфортно и понятно провести свое занятие. Смотрим как он разговаривает по телефону, на его орфографию при взаимодействии в чате, ставит ли он точки в конце предложения, насколько грамотна его речь. Оцениваем и внешний вид, отсутствие декольте, черных ногтей, логопедических проблем. Это все на уровне первого впечатления.
А дальше уже идет оценка профессиональных навыков и компетенций педагога. Если он учитель начальной школы, то должен знать программу Людмилы Георгиевны Петерсон, работать с методологией развивающего обучения, иметь опыт работы по прописям Веры Ивановны Илюхиной. У него за плечами должно быть, как минимум 1,5 выпуска в школе. И это при том, что все 100% новичков мы дообучаем, оценивая их способность к восприятию новых знаний и готовность быть в новом для себя ценностном контексте.
Актуальные планы и тренды в образовании
— Можете рассказать о ваших планах? Куда планируете двигаться дальше, в каком ключе развиваться, наращивать компетенции?
— Сейчас мы всерьез задумались об одной теме: как сделать так, чтобы детям с «дефицитами» было проще учиться и найти место для обучения. Это реалии сегодняшнего дня: детей с теми или иными «субнормами» или «дефицитами» в развитии сейчас становится всё больше и больше. Каждый третий-пятый ребёнок обладает тем или иным «дефицитом». Это расстройства аутистического спектра, какие-то сложности, не являющиеся клиническим диагнозом и т.д. Эти дети уже не способны учиться в классе не то что из 30, а даже из 16 детей. Им нужны небольшие классы и дополнительное сопровождение коррекционных педагогов, дефектологов либо качественного тьютора, индивидуальный подход. Мест, где таких детей можно обучать, немного. Еще меньше инклюзивных пространств, где такие дети могут обучаться, рядом с нормотипичными детьми. Потому что одни родители начинают сетовать, что дети с особенностями замедляют их детей, а родители детей с особенностями переживают, что их дети будут учиться исключительно с такими же и их ребенок будет наращивать задержку в развитии.
Но это пока не планы, а размышления. У нас есть школа выходного дня для детей с особенностями развития, она работает по выходным, но где-то в моей голове есть мысль о том, что пора бы плотнее зайти в технологию малого коррекционного класса, нейрокласса.
Еще одна идея в моем горизонте внимания связана с искусственным интеллектом. Я думаю, что со следующего года мы внедрим в какие-то базовые инструментарии, обучим педагогов, посмотрим, где и как в управленческой системе можно использовать ИИ. Потому что сейчас только очень передовые меценатские школы задумываются о том, чтобы включать его в рабочий процесс. Мне бы хотелось быть в числе этих школ. Такая задача перед нами стоит.
— Вы планируете свое развитие сообразно трендам, которые формируются на образовательном рынке? Появления какие еще трендов ожидаете?
— На мой взгляд, сегодня самая интересная задача в образовании, которую еще никто не решил качественно, это гибридное обучение. Как сделать так, чтобы дети постарше, которым в принципе не нужно столько времени находиться в школе, могли бы получать сутевую информацию по предмету в сжатой форме и больше уходить в практическое поле.
Ещё один тренд, который очень чётко виден, это то, что дети хотят пораньше выходить во взрослую жизнь, пораньше работать, пораньше получать практикоориентированные знания. Пока я не вижу какой-либо школы, которой удалось реализовать этот запрос. Законодательством у нас не предусмотрена возможность включения детей в рабочие процессы, профессиональные зоны развития на базе школы и получать за это достойную оплату. Кроме того, это очень дорого в организации и для школ, и для родителей. Тем не менее, я уверена, что еще немного и школы перестанут быть местом, где дети учатся только по учебникам.
Лола Шурыгина — ментор больших изменений, более 10 лет опыта в образовании и управлении. Основатель и руководитель инновационной очной «Школы Макарун» (г.Москва), «Онлайн-школы Макарун» и «Школы выходного дня для особенных детей МАКС» (г.Москва). Консультирует и обучает предпринимателей для старта образовательного бизнеса. Открывает частные детские сады и школы для крупных застройщиков.
Член правления Лиги Образования, член экспертного совета Агентства Стратегических
Инициатив, Член рабочей группы Комитета по образованию Общественной палаты РФ
Мама 3х мальчишек
Автор и ведущая Youtube-подкаста «Директор Лола»
https://youtube.com/@director_lola?si=Huww2BOeZsIVmRQ0
https://instagram.com/director_lola
https://www.facebook.com/director.lola
https://mel.fm/blog/lola-shurygina1
Фото предоставлено экспертом
